Фильм особого назначения
2 мая, 2017О кинофильме «Матильда», которого мы полностью не видели и, Бог даст, не увидим, и о культурной политике вообще
«Свобода творчества» или произвол по отношению к народу?
Через сто лет нам уже хорошо понятно, что причинами убийства Царской Семьи в екатеринбургском «Доме особого назначения» были не какие-то внешние обстоятельства времени и места, не решение «исполкома Уралсовета», не «сложность военной обстановки», не «политический расчёт» – подавить этой жестокостью волю народа к сопротивлению, как это было сделано в 1993 году «демократической властью» стрельбой из танков по Дому Советов. И не личное решение Свердлова, Ленина, Троцкого – всех вместе или порознь, или кого-то из них прежде всего. Нет, это было глубоко продуманное, годами, десятилетиями готовившееся событие, которое целило в самую сердцевину нашей государственности, нашего православного народа. За ним стояла, несомненно, мiровая закулиса, мiровая тьма, столь не любящая показываться на свет Божий, а за ней, соответственно, – сам князь тьмы. Так же, как ВОСР (как мы когда-то без конца конспектировали) была не революцией «освобождения трудящихся от гнёта капитала», а имела прежде всего духовные задачи: борьбы с Богом, с Его Церковью, с истинной верой, то есть имела чисто диавольские задачи, которые враг рода человеческого всегда маскирует положительными целями.
И точно так же фильм «Матильда», который был сделан специально к нынешнему юбилейному году, является не просто «самовыражением художника», проявлением «свободы творчества». И даже не деньги здесь главное, какую бы решающую роль они не играли для тех, кто служит не Богу, а мамоне. Фильм этот имеет те же глубинные, подземные цели, что и убийство Императора, Его Семьи, что и октябрьский переворот. Клевета на Царя, на его святой образ, на православную монархию, на Россию, на её историю, на русский народ, на его истинное предназначение в мiровой истории, – всё это должно заместить подлинные ценности в сознании современного гражданина России, в сознании русской молодёжи ложными. Как и в 1917 году, нужно оторвать наш народ от его корней, от его вековых идеалов, от его веры, лишить его жизненной силы и покорять его.
Поэтому этот фильм, как и Ипатьевский дом, можно назвать «фильмом особого назначения». Цель и там, и здесь – одна. И поэтому не допустить показа этого фильма всеми законными средствами – наш гражданский, христианский, человеческий долг. Долг перед Родиной, перед её святынями, перед её будущим.
Потому-то такая лютая борьба идёт за этот фильм. И можно ожидать того, что будут брошены все силы на то, чтобы он вышел на экраны. Отнюдь не только для того, чтобы он окупился и принёс прибыль. Или чтобы «отучить» общественность «своё суждение иметь» о том, что показывают народу с экрана. И не о «защите свободы творчества» вообще или данного режиссёра здесь идёт речь. Речь идёт о значительно более серьёзном, о самом главном для всех нас, для нашей страны, да и для всего мiра. О выборе между добром и злом, между верой и безбожием, между жизнью и смертью. И поэтому нетрудно догадаться, что за этой акцией вновь стоит мiровая закулиса, а за ней – главный богоборец и русофоб диавол.
Те, кто задумывал эту антирусскую, антиправославную акцию, видно, не ожидал такого твёрдого и компетентного сопротивления ей уже на первом этапе. Поэтому аргументов по существу нет – только такой слабенький, наивный: вы, мол, не видели фильма целиком.
И ещё – простенькая хитрость: когда, мол, выйдет весь, тогда уже и протестовать будет поздно.
Царскую Семью тоже не сразу расстреляли. Сначала были слухи об их расстреле, которые опровергали – видно, испытывали, как народ примет это известие. Потом, когда расстрел совершился, лгали, что расстрелян только один Царь…
Известный протодиакон попытался отвергнуть критику фильма на основании опубликованного рекламного трейлера словами: «Дуракам наполовину сделанную работу не показывают».
Творческие люди поступают мудро, когда они наполовину сделанную работу никому не показывают. А если показывают всем – значит, для того, чтобы люди посмотрели и решили: то это или не то, смотреть или забить тревогу.
Сказать по существу, видно, нечего, поэтому остаётся цепляться за то, что весь фильм ещё не показан. А его и не нужно смотреть весь, чтобы ощутить его дух, понять его идеологию, мiровоззрение авторов, намерения их и тех, кто за ними стоит. Понять, почему он так яростно защищается, на таком высоком уровне. Всё это совсем не так сложно, как нам пытаются представить. Так же, как не нужно выпить цистерну отравленной воды, чтобы убедиться, что она ядовита, – достаточно сделать пробу воды и принять решение, что её нельзя пить ни в каком количестве, поскольку это опасно для жизни.
Если бы не были показаны самые представительные, по мысли авторов, фрагменты фильма, если бы мы ничего из этих кадров не узнали о том, для чего он снят весь, – тогда ещё можно было бы говорить о том, что судить, не видя фильма, о нём невозможно. Но поскольку авторы фильма «проговорились» о его «сверхзадаче», – поезд ушёл, мы увидели её своими глазами.
Мы увидели, что именно выбрано изо всего жития святого Царя-мученика авторами фильма – то, на что можно больше всего навесить клеветы, и при этом возбудить самый низменный интерес, – как об этом сказал недавно игумен Пётр (Ерышалов) Ипатьевского монастыря в Костроме.
Задача понятна. Она видна невооружённым глазом: в год столетия переломных исторических событий, которые народу нашему важно осмыслить, углубиться в правду нашей истории, в понимание смысла тех событий, вооружиться выводами на будущее, – кому-то очень нужно попытаться оправдать злодеяния столетней давности, настоять на справедливости изменения исторического пути России, свержения монархического строя. И потому нам предлагается вновь, как и тогда, клевета на Царя, теперь уже святого.
Но эта попытка проясняет одно: то, что и тогда, и в эти сто лет, и во все века тысячелетней истории Руси шла и идёт лютая борьба двух полюсов: за Христа и против Христа. Святой Царь-мученик был за Христа. Потому он прославлен. Каждый гражданин нашей великой страны, как и тогда, на каком бы месте он ни находился, стоит сегодня перед тем же выбором.
Не потому же, в самом деле, идёт такая яростная защита этого несчастного фильма, чтобы дать одному режиссёру свободно самовыразиться, донести до публики свою идею – не важно, мол, какую. Ведь можно было бы просто «положить фильм на полку» –снять остроту вопроса из подлинно государственных соображений. Нет, вовсе не в свободе творчества тут дело, а в сугубо политической задаче фильма. В его антимонархической, антиправославной, антинародной идеологии. То есть именно в том, за что его защитники лицемерно проклинают советскую государственную цензуру. И сами, сверху, сугубо тоталитарно стремятся навязать обществу свою «генеральную линию».
Да, действительно, в царское и в сталинское время этот фильм цензура бы не пропустила – уже из-за одних развратных сцен (а то, что фильм задуман густо развратным, можно не сомневаться – не только исходя из отрывков, нам уже показанных, но и из того, что в наше время такие сцены – это необходимый «пропуск» к зрителю). И для народа, для страны такая цензура – это было очень хорошо. В своё время немцы признались, почему мы их победили: подавляющее большинство девушек, которых они обследовали, оказались девственницами, при таком уровне нравственности народ непобедим.
Культура – это то, что несёт человеку добро
Так гласит замечательная формула профессора-богослова А.И.Осипова. Точнее не скажешь.
Следовательно, то, что не несёт добра, что не несёт нашему народу мира, единения, чистоты, любви, в том числе к Родине, к её святыням, – культурой не является. Даже если кто-то именует этим словом изделия, на неё похожие, или вовсе не похожие, но так называемые, – всё равно это псевдокультура, даже антикультура, то есть то, что с подлинной культурой борется, что стремится отучить наш народ, прежде всего молодёжь, понимать, что такое настоящая культура, – как отучили воспринимать настоящую, прекрасную музыку, подменив её тем, что к музыке не относится.
Это вообще важнейший приём диавола: подмена. Подменить добро – злом. Свободу – рабством. Любовь – блудом, эгоизмом. Всё смешать и опустить как можно ниже.
Искусство, культура существуют для того, чтобы поднимать человека. Иначе они безсмысленны, безполезны. Как еда нужна для того, чтобы питать организм. Жевательная резинка, яды – это не еда, хотя их можно жевать и снаружи будет казаться, что человек ест. Но толку нет, жизни нет.
Искусство, которое только отрицает и ничего не утверждает, не созидает, не нужно народу. Оно жить не будет. Оно и не является искусством.
Формула великого Пушкина по отношению к А.Н.Радищеву остаётся неизменно приложимой к вопросам культуры и в XXI-м веке: «Нет истины, где нет любви».
Так что говорить о свободе антикультуры теми же словами, которыми говорят о свободе культуры, невозможно. Это юридический нонсенс. Антикультура не может иметь прав на то, на что должна иметь права культура.
И в советское время, во время абсолютной идеологической цензуры, настоящие, художественные, талантливые произведения пробивали себе дорогу. И даже награды получали. Когда наступила относительная свобода, вынуть из столов, снять с полок оказалось почти нечего.
Цензура была – и культура была. Цензуры вроде бы нет – но и культуры такого уровня нет.
Помню, как в первые годы этой самой «перестроечной» свободы мы ходили с драматургом Л.С.Петрушевской в московский Театр Сатиры на премьеру спектакля В.Н.Плучека по пьесе «Самоубийца» Н.Р.Эрдмана. Пьеса эта никак не могла выйти на сцену с 1928 года, многочисленные попытки ни к чему не привели, её за эти полвека неоднократно запрещали, хотя И.В.Сталин говорил А.М.Горькому:
«Пожалуйста, пусть ставят, если хотят. Мне лично пьеса не нравится. Эрдман мелко берёт, поверхностно берёт. Вот Булгаков! Тот здорово берёт! Против шерсти берёт! (Он рукой показал – и интонационно). Это мне нравится!» (Дневник Е.С.Булгаковой. М., 1990. Стр. 301).
И что же? После первого действия мы с Людмилой Стефановной ушли. Всё уже было понятно: один поворот, безконечно повторяющийся, без положительного содержания, без цели.
«Свободолюбивая» интеллигенция называла такие репризы этой пьесы «гениальностью»:
Я считаю, что будет прекрасно, Аристарх Доминикович, если наше правительство протянет руки.
А р и с т а р х Д о м и н и к о в и ч. Я считаю, что будет ещё прекраснее, если наше правительство протянет ноги.
А ведь Эрдман, мы знали, участвовал в создании сценариев прекрасных фильмов. Но они-то все прошли сквозь «рогатки советской цензуры». И правильно она их пропустила. И они жить будут.
Корневая беда нашей интеллигенции, которая привела её, а с ней и весь народ, к катастрофе революции, – та, которую обозначил уже на опыте 1905 года протоиерей Сергий Булгаков. Он писал об «энергии разрушения при отсутствии энергии созидания».
Основная причина конфликтов между «свободомыслящей интеллигенцией» и государством состоит в том, что государству нужно созидать, ему нужно и созидательное искусство. А интеллигенции эта задача бывает неинтересна, даже чужда, ей интереснее бывает критиковать жизнь («это правда», мол).
Как ни странно для такой интеллигенции, но надо признать, что подлинно национальное государство, его цели и задачи бывают ближе к народу, чем её цели и задачи.
Нам будут говорить про ужасное положение писателей, драматургов в СССР, которых не печатали, не ставили… Все эти штампы известны с юных лет, хотя мы и в жизни, даже в своей, всё это видели своими глазами, мы тогда жили, можем сами рассказать и прибавить. Но жизнь – не штампованная, она живая. Настоящим художникам трудно, несвободно было не только в советское время, будем смотреть правде в глаза – и в любой стране, и в любые времена было и будет трудно. И цензура есть, была и будет. Как скептически-мудро писали по поводу вздыхающих о цензуре и Пушкин, и Маяковский!.. И то, что сегодня нет цензуры, – это неправда. Ещё какая есть! Вопрос – против чего цензура. За что. Пробиться настоящему таланту к зрителю, читателю, слушателю сегодня невероятно трудно. Живые примеры – перед глазами. Только всё не так очевидно для кого-то, как было раньше. Просто по-новому несвободно, непривычно, не совсем в том «формате» – только и всего. Раньше не пропускала власть, цензура – теперь не покупают те, кто опять-таки наделён властью или деньгами. А результат – тот же самый.
Жизнь свидетельствует о том, что настоящему искусству цензура не страшна. Она ему даже помогает: оно становится искуснее, идёт вглубь. «Печать – пустяки, всё будет в печати», – прозорливо говорил в «мрачные годы царизма» Н.В.Гоголь. И точно: всё опубликовано, даже его черновики, до последнего слова, даже зачёркнутого, даже то, что порвал – склеили, а где слов не хватает, домыслили, дописали в угловых скобках.
От плод их познаете их (Мф. 7, 16), сказал Господь. Каковы плоды нынешней «свободы»? Где настоящее кино, где настоящий театр, где настоящая литература? Юнна Мориц, конечно, пишет и сегодня… Но она и всегда писала свободно.
А раньше!..
Был не так давно в Доме кино на улице святителя Василия Великого, в одном из залов, где развешаны фотографии лучших советских режиссёров и актёров кино. Ещё были молодыми… Ах, какие люди! Каждый – сила, простота, неповторимость… Красавцев, красавиц как таковых вроде и нет, но есть красота человеческая, красота личности, представляющей весь народ.
Великое русское кино… Великий русский реалистический театр… Великая художественная литература… И – ни слова нецензурного никогда и нигде. Полное целомудрие в кадре, на сцене, в строке. И – настоящее искусство, настоящая культура – свободные внутренне. Непобедимо! И люди смотрят до сих пор, свободно предпочитают нынешним разнузданным сериалам без мысли, пустым мелодрамам, боевикам… И будут всегда смотреть. И детям показывать.
Кинолента, которая содержит разврат, нецензурщину, непотребство, культурой не является. Как бы её создатели ни прикрывались словом «правда». Кто говорит о том, что эта «правда» и есть жизнь, что она неотделима от культуры, тот не понимает природы культуры, её сути, её предназначения в жизни людей – того, что только и даёт ей право на существование.
Не злые люди, «экстремисты», «православные фанатики» и прочие «сталинисты» ставят вопрос о том, чтобы лишить псевдокультуру свободы – она сама её не имеет от начала, не несёт в себе, потому и вопрос о её несвободе неправомерен. Она не имеет жизни в себе, она мёртворожденная, а к мёртвому вопрос свободы не относится.
Вы можете навязывать своё искусство сколько угодно народу, как навязывали его ему в 1917-1937 годах Мейерхольды, Киршоны и прочие травители великих С.А.Есенина и М.А.Булгакова, а в наше время – В.М.Шукшина и многих других творцов подлинно народной культуры. Но кто когда-нибудь вспомнит те их «революционные пьесы»?
Это ненавистный вам Сталин навязал нашему народу своей грубой самодержавной властью Пушкина, Гоголя, Глинку, Чайковского, великий русский театр, великую русскую оперу. А вместе с ними в советскую жизнь неизбежно вошёл соответствующий дух, отнюдь не советский. Дух – главное.
Да, «несвобода», цензура защитили культуру! А «свобода» сеет разврат и бездуховность. Всяко древо от плода своего познается (Лк. 6, 44). Слава Богу, мы знаем, что истина – это Господь, а не «отец лжи», который рабство всегда несёт под именем свободы.
«Закон» – волшебное слово? Оно всё решает?
Закон позволяет – и совесть можно не спрашивать? Нравственно, безнравственно – не важно, даже в вопросах культуры?!
Да, Чичиков был такого же мнения – когда «по закону» скупал имена умерших людей и закладывал в ломбард («Деньги решают всё»). Но А.С.Пушкин, Н.В.Гоголь, М.Ю.Лермонтов, великая русская культура были на этот счёт другого мнения.
Таитесь вы под сению закона,
Пред вами суд и правда – всё молчи!..
Потеряно главное, господа, в угаре погони за миражом свободы, за сиюминутными целями, которые смертельно опасны для искусства, в тисках политических, финансовых, корпоративных, конъюнктурных, престижных и прочих земных обстоятельств потеряны нравственные ориентиры. Они, слава Богу, даны людям Господом, воспитаны великой русской культурой, рождённой, как и вся наша великая страна, в купели Православия. Красивые слова о свободе, о законе, о творчестве, переведённые с западных языков, без этих ориентиров к добру вести не могут. И пользы не принесут ни вам, ни вашим зрителям.
Так уже было. И две тысячи лет назад, и сто.
Самое великое злодеяние на земле было совершено именем закона: Мы закон имамы, и по закону нашему должен есть умрети (Ин. 19, 7). И самая большая кровь на земле была пролита под знамёнами свободы. И не удивительно, что самое большое одичание в истории нашего народа идёт к нам под вывесками «культуры».
Но государство имеет право и обязано защищать народ от кощунников, растлителей и кознокрадов. Оно может и обязано опираться при этом на конституцию. А если конституция не защищает народ и его главные ценности, а защищает зло, она должна быть изменена, ибо не соответствует Божьему закону – началу всякого законодательства. И только для этого некоторым людям даётся власть от Бога над другими людьми. Неприменение власти против зла есть грех, который ставит власть вне смысла, вне закона.
Слава Богу, люди, знающие об этом, во власти всегда были и есть.
Бог им в помощь!