Авторский сайт протоиерея Николая Булгакова

О протоиерее Валериане Кречетове

Тридцать семь лет служит протоиерей Валериан Кречетов, настоятель храма Покрова Пресвятой Богородицы села Акулова близ подмосковного Одинцова (платформа Отрадное). В 2007 году храму этому, который никогда не закрывался, исполнится 200 лет, а Батюшке — 70.

Тридцать семь лет священства. Что это значит? Как это измерить?..

А как измерить одну горячую молитву священника за пропавшего без вести ребенка — который потом вдруг возвращается к уставшим от горя родителям?

Как измерить одну вынутую из просфоры частицу за едва дышащего в реанимации отравившегося солдата — частицу, которая будет потом, в конце Литургии, омыта Кровью Спасителя нашего со словами священнической молитвы: Отмый, Господи, грехи поминавшихся зде Кровию Твоею честною?

Как измерить одну совершённую священником Бо­жественную литургию, всё ее благодатное воздействие на души людей, на их мысли и чувства, если, как сказа­но святыми отцами, одна Божественная литургия освя­щает город?

А если не одна, если тридцать семь лет постоянного служения?

Как измерить то, что было сделано словом — а отец Валериан уже тридцать семь лет, постоянно, на каждой Литургии после евангельского чтения выходит на амвон и проповедует? Иногда он говорит даже две проповеди в день — еще и на исповеди. Его проповеди — о главном: о том, как не только слышать слово Божие, но и жить по нему — исполняя то, о чем нам напоминает Матерь Божия на каждом Своем празднике: Блажени слышащий слово Божие и хранящее (Лк. XI, 28). Жить постоян­но, в большом и малом, даже чувствуя по-евангель­ски — перестраивая душу свою на евангельский строй, как не устает повторять отец Валериан слова своего духовного отца, без году тридцать лет бывшего до него на­стоятелем Покровского храма, протоиерея Сергия Ор­лова, в монашестве — иеромонаха Серафима, покояще­гося здесь же за алтарем, рядом с епископом Стефаном (Никитиным), духовным чадом которого также был отец Валериан, с гробом которого он и приехал в первый раз в этот храм сорок два года назад, и вот уже больше трети века здесь настоятельствует. Батюшкины пропо­веди постоянно записываются на диктофоны и слушают­ся затем в Москве и Оптиной пустыни, на Афоне и в Америке… Слово его много раз слышали студенты семи­нарий, военных академий, Суриковского художествен­ного института, солдаты на присяге, участники Рожде­ственских чтений, радио- и телезрители, учителя, роди­тели, даже депутаты Греческого парламента.

Как измерить то, что было сделано интонацией голо­са, теплым взглядом, терпеливым молчанием?

Вот Батюшка совершает каждение, из южной пристройки храма его еще не видно, но на лица молящихся, словно лег солнечный свет: точно можно сказать, что Батюшка вышел из алтаря.

Как измерить, сколько людей, простояв несколько часов на исповеди, уходило из храма с новой силой жить, с простотой в сердце, с ясностью, с миром в душе — не уходило, а улетало, как птичка на крыльях?

Как измерить радость супругов — после того, как Батюшка причастил в реанимации после операции тре­панации черепа жену, сказал в утешение ее мужу:

«— Вы не венчаны? Вам нужно венчаться… — поче­му-то забыв, что только что дежурный врач говорил: «Ей остается несколько часов жизни».

И вот он их, действительно, венчал!

Как измерить рождение на свет одного ребенка — после того, как Батюшка своим всегда осторожным и точным словом отговорил смятенную мать сделать аборт — и вот он уже крестит ее чадо, а там, глядишь, и венчать будет. (Батюшка не раз уже, обвенчав, покре­стив, потом венчал и повзрослевших детей).

А если духовное рождение?

Ехал человек скрепя сердце из Москвы в Отрадное, мама (Царство ей Небесное!) уговорила — «Ладно, мол, отвяжутся, наконец». Батюшка Валериан крестил. Потом, через четыре года, венчал. Потом, еще через десять лет, благословил на священство.

Человек мертв бе, и оживе (Лк. XV, 32).

Таинственно, непостижимо служение священника, как таинственно и непостижимо Само Божество, силою Которого это служение совершается.

Господь щедро одарил Батюшку множеством талан­тов. Талант простоты и мудрости. Талант поистине мате­ринского терпения. Талант духовника (он — старший духовник Московской епархии, исповедует священни­ков, ставленников, готовящихся принять духовный сан). И самый драгоценный талант, какой только Господь мо­жет дать — талант любви.

Но сколько чисто человеческих сил прикладывает сам пастырь, чтобы в его человеческой немощи совершалась сила Божия?

Однажды Батюшка, поговорив с одним из многих людей, приходящих к нему за советом и утешением, во­шел в алтарь с глубоким вздохом: новая человеческая скорбь открылась ему.

         — Ты еще не знаешь… Ты узнаешь… — сказал он, имея в виду, какое море человеческих скорбей открыва­ется священнику.

Как-то Батюшка говорил на проповеди, что священст­во есть добровольное мученичество, ибо священник при­нимает в свое сердце человеческие скорби, сострадает им.

Батюшка не может не принять горе человека близко к сердцу, у него нет такой способности — не сочувство­вать, не помогать.

Но все эти скорби никогда не могут затуманить его детскую радость от мiра, где в поле каждая былинка сла­вит Творца.

Однажды Батюшка приехал к нашей тяжело больной родственнице причастить ее. Она не ходила в церковь, увлекалась симфонической музыкой, оперой. Батюшка за столом, после угощения винегретом (без растительно­го масла — шел Великий пост) спел для нее «Благосло­вляю вас, леса…»

Она была в восторге.

— Вы не жалеете, что не стали петь в Большом теа­тре? — спросила она.

— Нет! — с совершенной легкостью ответил Батюшка. Он сделал ей подарок — последний, может быть, день радости в ее угасающей жизни.

Как сказать о том, что сделал Батюшка для всех его духовных чад и прихожан, взрослых и детей, граждан­ских и военных, священников и мiрян?..

А с другой стороны, о Батюшке говорить легко.

Батюшке не нужно ничего, кроме одного — чтобы мы спаслись. Чтобы обрели вечную радость с Богом, вошли в ту дверь, которая открыта для каждого из нас Господом на­шим Иисусом Христом.

Ради этого он живет, ради этого он говорит — на ухо кающемуся человеку на исповеди и громко на плацу во­инской части. Ради этого он приводит на память люби­мые стихи, ради этого он смеется, ради этого он молчит, терпеливо ожидая, как садовник, когда же мы, наконец вырастем, окрепнем, начнем сами плодоносить…

Это великое желание рождает великое терпение — только бы принести человеку духовную пользу, поддер­жать его на пути ко спасению.

Это желание есть любовь.

Батюшка лечит души людей своим теплом, своей про­стотой — чистым и ясным восприятием бытия, в кото­ром без Бога нет просто ничего.

Он — Батюшка до мозга костей. В нем нет ничего несвященнического, отдельного от его сана, от его слу­жения. Служить и жить — это для него одно и то же.

В Отрадном служило немало священников. Но если говорят просто: «Батюшка», — то ясно, что имеют в ви­ду отца Валериана.

Он родился «в том самом», как он как-то сказал, 1937 году — в разгар гонений на Церковь, когда рас­стреливали архиереев, священников, разрушали хра­мы. Цель была — уничтожение Церкви, веры, унич­тожение вековой русской православной традиции, ду­ши народа. Ныне для нас важнее всего — ее восста­новление. И Батюшка — эта живая связь.

Его советы очень надежны, потому что он опирается на сохраненное, прошедшее все испытания и бури святое Православие. Он верен всему, что получил от своих на­ставников, от своего родного отца, протоиерея Михаила, который — Батюшка часто вспоминает об этом — пе­ред смертью повторял, как главный итог своей жизни (в ней была и неволя во время гонений):

— Веру, веру нужно укреплять!

И Батюшка любит слова, которые слышал от отца: «Христианство — это жизнь! Это не философия».

Батюшка старается передать нам, подарить то важнейшее, чего не передашь только словами, чего не прочитаешь нигде, что передается сердцем, жизнью — сердечность нашей православной веры.

«Настают времена, когда только любовь спасёт нас, — повторяет Батюшка Валериан словами афонского подвижника нашего времени. – Учитесь растить в себе любовь. Только она — жизнь. Все остальное – грех хуже смерти. Мы пропадем без любви, пропадаем».

Любовь и смирение. Вот что больше всего живет в его словах, чему он больше всего хочет нас научить.

Батюшка так хочет, чтобы мы  любили друг друга (а мы и правда чувствуем эту родственность через Батюшку). Чтобы мы как можно больше были достойны того, что получили. Того, к чему призваны. И это его желание, кажется, дает больше всего сил, и больше всего не хочется его огорчить, не оставить втуне его труды и надежды, его боль за нас, которой он, конечно, никогда не показывает…

Низкий поклон Вам, дорогой Батюшка, за эту боль, за каждую молитву, за все проповеди-советы, дающие ответы на мучающие нас вопросы, словно бы они говорятся напрямую каждому из нас, за каждую вынутую на проскомидии со вздохом частичку, за все, неизмеримое ничем земным.

                                                           2006 г.